В зарешеченное окно светило красноватое заходящее солнце. Вольф проспал в лазарете почти сутки, потом замнач колонии привел его в конспиративный кабинет на втором этаже. Лестницы, коридоры, помещения были пусты, похоже, кроме них двоих, в здании никого не было. Хотя обильный стол явно сервировали специалисты. Жареная медвежатина, твердый прозрачный холодец, моченая клюква… Они пили уже вторую бутылку водки, сознание затуманилось, но напряжение не отпускало. Не верилось, что он навсегда выбрался из тюремного мира.
– Кто тебе присоветовал «замутить»? – спросил Климов, наливая очередной стакан.
– Вот он, котик, – Вольф показал на перевязанное плечо. Почувствовав внимание, кот жалобно застонал. – Его стеклом полосанули, так мне даже больно не было. Он все на себя принял.
– Ладно, не хочешь говорить, не надо. Давай за все хорошее. Ты ведь свое-то задание выполнил?
– Разве? – Вольф опрокинул стакан. – Чего она такая слабая? Бавленная, что ли?
– Водка хорошая, не балуй… Ты ведь не стал бы ни с того ни с сего из зоны сдергивать?
– Как раз очень бы стал! Остохерело все! И раскололи меня к тому же…
– Да? А ты испугался? Ты вроде не из пугливых!
У Климова был ясный, испытующий взгляд трезвого человека. Неужели пил антиалкогольные пилюли? Значит, для него это не отдых, а работа… Чего же он хочет? Вольф почувствовал прилив раздражения, которое могло легко перейти в злость.
– Слушай, у меня ваши игры в печенках сидят! Лучше скажи: почему по сигналу меня не вытащил?
– Извини, брат, не вышло. Я с твоим коллегой занимался, из центрального аппарата. Майор Камушкин, знаешь?
Вольф покачал головой. Климов привычно обхватил ладонью стакан.
– Он требовал, чтобы я все время при нем находился. На подхвате. То в коридоре, то в соседней комнате. А сам, сука, Фогеля отмордовал, как бомжа на вокзале! Если прокурор вдруг приедет, с меня первый спрос!
– С тебя и есть спрос, раз бить позволил. Как он там?
– Нормально. Внутренние органы не задеты. Через две недели пойдет в цех. А вот у эстонца дела плохи. И у этого, Якушева. Человек шесть в тяжелом состоянии. Так что твоя командировка нам боком выходит.
– Это им ваша расхлябанность боком выходит, – Вольф плевал на субординацию. – А у меня выбора не было.
– Ладно, ладно, какие тут могут быть счеты, – примирительно сказал майор.
– Ну, давай за все хорошее.
Климов поднял стакан, и они конспиративно чокнулись – пальцы в пальцы.
– Так ты получил, что хотел? – выпив, спросил майор. – Давай, напиши, я отошлю шифротелеграмму – приедешь, а тебя уже орденок ждет или медалька…
«Не верь ему, врет он, – слабым голосом сказал кот. – Какой-то свой интерес у падлы. Это из-за него меня порезали. Ты видел, какая рана?»
– Видел, видел, – отозвался Вольф. – Не бойсь, до свадьбы доживет!
– Что ты видел? До какой свадьбы? – спросил Климов, разглядывая пустой стакан.
– Это я не с тобой разговариваю.
– А с кем? – удивился майор.
– С котом. Он путевый кот, много раз мне жизнь спасал. Знаешь, я его сводить не буду. Пусть живет. Ты как считаешь?
– Э-э-э, брат, набрался ты крепко! Спать надо. Напиши рапорток и ложись – вот здесь, на диване.
– Нет, брат. Ничего я писать не буду, – решительно сказал Вольф. – О моем выходе в Центр доложили? И хорошо. Там разберутся!
– Да пойми ты! – Климов резко перегнулся через стол. – Этого Камушкина прислал генерал Вострецов! Приказ генерала – немедленно передать полученные тобой сведения в Москву!
– Передавай, брат! – Вольф зевнул. – Но без меня. Потому что у меня никаких сведений нет.
– Но иначе с меня сдерут погоны!
– Это не страшно. С меня много раз могли содрать шкуру. И испортили ее вконец. Что такое погоны в сравнении с собственной кожей?
– Ты что, смеешься?!
Климов в ярости вскочил на ноги. С грохотом упал стул. Вольф действительно усмехнулся:
– Полегче, брат. Я же тебе не зэк. И ни ты; ни твой Камушкин не сможете меня отмордовать… Даже если вдвоем возьметесь. Хочешь, попробуем?
На приставном столике зазуммерил селектор. Майор нервно ткнул пальцем кнопку ответа.
– К вам лейтенант Медведев из Москвы! – привычно Доложил дежурный.
– Это за мной, – Вольф встал. – Счастливо оставаться брат!
Когда стемнело, Климов в багажнике своего «уаза» вывез Вольфа за пределы колонии и через сотню метров открыл дверцу. Вольф пружинисто выпрыгнул на мерзлую землю, глубоко вдохнул морозный воздух свободы и осмотрелся. Среди шелестящего леса, на проселочной дороге стояла темная «Нива» с включенными габаритами. Возле нее нервно курил человек. Вольф узнал Медведева. Они обнялись.
– Ну и душок от тебя! – Роман поморщился. – Сейчас приедем, сразу в душ!
– Да я часа два под душем простоял!
– Запах тюрьмы, – философски сказал Климов. – Он не только зэков пропитывает и лишь на свободе ответривается. Меня поначалу каждый день жена ругала. Потом притерпелась, принюхалась…
Вольф вспомнил одну из своих женщин. Въедливый запах ее слизи неистребимо преследовал его несколько дней. Черт!
– Знакомьтесь, капитан Васильев из местного отдела, – лейтенант указал на человека, сидящего за рулем. – Он довезет вас до райцентра, это почти семьдесят километров. Дорога плохая, надо торопиться.
– Прощай, – сказал Климов. – Извини, если что не так.
– Ладно, проехали, – рассеянно сказал Вольф. Майор относился к прошлой жизни, которая прошла безвозвратно и его уже не интересовала.
«Нива» тронулась с места. На повороте фары высветили серый бетонный забор ИТК-18. И хотя он тоже принадлежал безвозвратно ушедшей жизни, у Вольфа задрожала каждая жилка.
Часть вторая
МОСКВА БЬЕТ С НОСКА
Глава 1
НЕ ПРИСТУПАЯ К СЛУЖЕБНЫМ ОБЯЗАННОСТЯМ
В Москве мела поземка и царила предновогодняя суета. Толпы приезжих рыскали по мегаполису в поисках «дефицита», к коему в провинции относилось все, даже самое необходимое: продукты, одежда, обувь, лекарства. С уличных лотков разметали оранжевые марроканские апельсины и желто-зеленые бананы, под запись выстраивали очереди у «Польской моды», «Ядрана» и «Власты», без записи осаждали «ГУМ», «ЦУМ» и «Детский мир». Буксовали в пробках машины и троллейбусы, толпы людей мерзли на остановках, искристый снег кружился вокруг памятника Дзержинскому и заметал подоконники огромного, известного всему миру здания, олицетворяющего мощь пресловутой «руки Москвы», а сотрудниками ведомства буднично называемого «домом два». Памятник был хорошо виден из окна небольшого кабинета на шестом этаже, в котором уже несколько часов беседовали три человека.
– Значит, особых проблем не возникло? – спросил Александр Иванович, разглаживая на столе листы с отчетом Расписного. Непосредственный руководитель операции «Старый друг» встретил Вольфа как родного сына и даже чуть не прослезился. Причем выглядело это совершенно искренне.
Вольф пожал плечами:
– Практически все проблемы мы отработали при подготовке легенды, – сказал полковник Ламов – консультант операции.
И руководитель и консультант добродушно улыбались. Они явно испытывали удовлетворение и готовы были делиться хорошим настроением с человеком, воплотившим их кабинетные разработки в далекую и непростую жизнь.
«Вас бы туда, – с неприязнью подумал Волк. – Там бы узнали, какие бывают проблемы…»
Но тут же одернул себя: эти люди не виноваты в том, что ему пришлось вынести, они старались наилучшим образом подготовить операцию. И раз он вернулся живым и невредимым, значит, цель достигнута.
– Особых не было, – наконец ответил он. – Только зэковская шкура осточертела. Когда будем татуировки сводить?
В комнате натянулась невидимая струна и со звоном лопнула. Петрунов и Ламов переглянулись.
– На следующей неделе и начнем, – менее бодрым тоном произнес Александр Иванович. – Там могут быть закавыки… Потапыч-то от души колол, туши не жалел и иголки